Арбитражная оговорка во внешнеторговом контракте и проблема правопреемства

В.А. Мусин, доктор юридических наук, профессор, председатель Третейского суда при Санкт-Петербургской торгово-промышленной палате

Переход к другому лицу прав (и обязанностей), возникших из договора, может быть следствием универсального или сингулярного правопреемства. Универсальное правопреемство имеет место при реорганизации одной или обеих сторон договора, являющихся юридическими лицами. Оно осуществляется ipso jure и не требует согласования с другой стороной обязательства.

Сингулярное правопреемство основывается на соглашении сторон (как это происходит при цессии или, соответственно, переводе долга) или на указании закона при наступлении предусмотренных имюридических фактов (типичные примеры - исполнение обязательства должника его поручителем или залогодателем, а также суброгация вмущественном страховании).

В первом случае сингулярного правопреемства (т.е. при цессии) объем и условия перехода прав от первоначального кредитора к новому могут определяться соглашением между ними. Во втором случае закон, предписывая переход права от одного лица к другому, может установить объем и условия такого перехода.

Вместе с тем согласно диспозитивной норме, содержащейся в ст. 384 ГК РФ, «если иное не предусмотрено законом или договором, право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права. В частности, к новому кредитору переходят права, обеспечивающие исполнение обязательства, а также другие, связанные с требованием права, в том числе право на неуплаченные проценты».

Приведенные общие положения конкретизируются правилами, относящимися к отдельным разновидностям сингулярного правопреемства ipso jure. В частности, «к поручителю, исполнившему обязательство, переходят права кредитора по этому обязательству и права, принадлежавшие кредитору как залогодержателю, в том объеме, в каком поручитель удовлетворил требование кредитора. Поручитель также вправе требовать от должника уплаты процентов на сумму, выплаченную кредитору, и возмещения иных убытков,понесенных в связи с ответственностью за должника» (п. 1 ст. 365 ГК РФ).

Аналогичным образом обстоит дело при суброгации: «если договором имущественного страхования не предусмотрено иное, к страховщику, выплатившему страховое возмещение, переходит в пределах выплаченной суммы право требования, которое страхователь (выгодоприобретатель) имеет к лицу,ответственному за убытки, возмещенные в результате страхования» (п. 1 ст. 965 ГК РФ). При этом «перешедшее к страховщику право требования осуществляется им с соблюдением правил, регулирующих отношения между страхователем (выгодоприобретателем) и лицом, ответственным за убытки» (п.2 ст. 965 ГК РФ).

Суброгация в имущественном страховании представляет собой наиболее типичный случай сингулярного правопреемства ipso jure, поэтому в дальнейшем есть смысл ориентироваться в первую очередь на нее.

В результате суброгации страховщик, выплативший страховое возмещение, заменяет собой страхователя (выгодоприобретателя) в его правоотношении с лицом, несущим ответственность за убытки, компенсированные посредством страхования. Это означает, что страховщик, действующий в порядке суброгации, может взыскать выплаченную им страхователю (выгодоприобретателю) сумму в тех же пределах и на тех же условиях, на которых это взыскание мог бы произвести сам страхователь (выгодоприобретатель),не будь он заменен страховщиком.

Обратимся теперь к ситуации, когда внешнеторговый контракт (например, договор международной купли-продажи товаров), в котором страховщик в силу суброгации заменил собою одну из сторон (продавца или покупателя), содержит третейскую оговорку, предусматривающую разрешение споров между сторонами в каком-либо международном коммерческом арбитраже (Международном коммерческом арбитражном суде при Торгово-промышленной палате Российской Федерации, Арбитражном институте при Торговойпалате Стокгольма и т.д.).

Возникает вопрос о том, обязательна ли эта арбитражная оговорка для страховщика как правопреемника одной из сторон контракта. На первый взгляд, такой вывод представляется очевидным, особенно если учесть цитированные выше формулировки ст.ст. 384 и 965 ГК РФ.

В то же время ему в принципе могут быть противопоставлены следующие возражения.

Нормы ГК РФ о сингулярном правопреемстве (в том числе о суброгации) регулируют связанные с этим проблемы гражданского материального права. Поэтому под условиями и правилами осуществления страховщиком права требования, перешедшего к нему от страхователя в результате суброгации, следует понимать условия и правила материально-правового характера.

Между тем арбитражная оговорка, даже будучи включена в содержание гражданско-правого договора, затрагивает вопросы гражданского процессуального права. Не случайно как в законе (см. п. 1 ст. 16 Закона Российской Федерации «О международном коммерческом арбитраже» 1993 г.), так и в регламентах различных международных коммерческихарбитражных форумов указывается на независимость арбитражной оговорки от других условий контракта. Отмеченная независимость как раз и исключает переход арбитражной оговорки к правопреемнику одной из сторон договора.

К тому же такой переход противоречил бы норме п.3 ст. 308 ГК РФ, в силу которой «обязательство не создает обязанностей для лиц, не участвующих в нем в качестве сторон (для третьих лиц)». Страховщик, заменивший собой продавца или покупателя в порядке суброгации, не участвовал в заключении контракта купли-продажи и поэтому не может быть связан содержащейся в нем арбитражной оговоркой, тем более что она, как только что отмечалось, обладает независимостью по отношению к этому контракту. Иными словами, с переходом права требования по контракту к страховщику, действующему в порядке суброгации,арбитражная оговорка утрачивает силу.

Насколько убедительны высказанные соображения?

Тот факт, что арбитражная оговорка, включенная в гражданско-правовой контракт, имеет по своей природе гражданско-процессуальный характер, не подлежит сомнению. Бесспорно также, что именно гражданско-процессуальная природа арбитражной оговорки влечет ее «независимость» от остальных условий контракта.

Упомянутую независимость арбитражной оговорки не следует, однако, переоценивать.Обратимся к тексту соответствующих правил.

Согласно п. 1 ст. 16 Закона «О международном коммерческом арбитраже», «Третейский суд может сам вынести постановление о своей компетенции, в том числе по любым возражениям относительно наличия или действительности арбитражного соглашения. Для этой цели арбитражная оговорка,являющаяся частью договора, должна трактоваться как соглашение, не зависящее от других условий договора. Решение третейского суда о том, что договор ничтожен, не влечет за собой в силу закона недействительность арбитражной оговорки» (подчеркнуто мною. - В.М.). Следует отметить, что данная норма по существу воспроизводит соответствующее положение Модельного закона ЮНСИТРАЛ (Комиссии ООН по международному торговому праву) «О международном коммерческом арбитраже» 1985 г.

Аналогичная формулировка содержится в п. 5 § 1 Регламента Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате Российской Федерации: «Вопрос о компетенции МКАС по конкретному делу решается составом арбитража, рассматривающим спор. При этом арбитражная оговорка,являющаяся частью договора, трактуется как соглашение, не зависящее от других условий договора. Решение МКАС о том, что договор ничтожен, не влечет за собой в силу закона недействительность арбитражной оговорки».

Сходным образом это правило излагается в иностранных законах о третейских судах и в регламентах иностранных арбитражных форумов.

Так, в соответствии с Английским Законом об арбитраже 1996 г., «если иное не согласовано сторонами, арбитражное соглашение, которое составляет или было предназначено для того, чтобы составлять часть другого соглашения… не считается недействительным, несуществующим или не подлежащим исполнению вследствие того, что это другое соглашение недействительно, не существует или стало не подлежащим исполнению, и для этой цели оно (арбитражное соглашение. - В.М.) считается отдельным соглашением» (ст. 7. Подчеркнуто мною. - В.М.).

Та же идея отражена в Регламенте Лондонского международного арбитражного суда 1998 г.:«Арбитражный состав имеет право вынести постановление о своей юрисдикции, включая любые возражения относительно изначального или продолжающегося существования, действительности или исполнимости арбитражного соглашения. Для этой цели арбитражная оговорка, которая составляет или была предназначена для того, чтобы составлять часть другого соглашения, рассматривается как арбитражное соглашение, не зависящее от этого другого соглашения. Решение арбитражного состава о том, что это другое соглашение не существует, недействительно или неисполнимо, не влечет за собой в силу закона несуществование, недействительность или неисполнимость арбитражной оговорки» (п. 23.1 ст. 23. Подчеркнуто мною. - В.М.).

Из этого же исходит и Регламент Международного арбитражного суда при Международной торговой палате 1998 г.: «если не согласовано иное, арбитражный состав не утрачивает юрисдикцию на основании заявления о том, что договор недействителен, или утверждения о том, что он не существует, если арбитражный состав признает действительность арбитражного соглашения. Арбитражный состав продолжает иметь юрисдикцию по определению соответствующих прав сторон и по разрешению их требований и ходатайств, даже если контракт сам по себе, возможно, не существует или недействителен» (п. 4 ст. 6).

Подобное по смыслу, хотя более краткое словесно положение содержится в Шведском Законе о третейском суде 1999 г.: «Если действительность арбитражного соглашения, которое составляет часть другого соглашения, должна быть определена в связи с определением юрисдикции арбитров, арбитражное соглашение считается отдельным соглашением» (ст. 3).

Приведенные выше извлечения наглядно показывают, что о независимости арбитражной оговорки от «основного» контракта можно говорить лишь в очень ограниченных пределах. Речь по существу идет только об одной ситуации: когда появляется вопрос о том, подведомствен ли спор, возникший из контракта (или связанный с ним), третейскому суду. При этом такая подведомственность (при условии, что арбитражная оговорка сама по себе действительна) не устраняется фактом недействительности основного контракта.

В практическом плане это позволяет определить, в каких случаях спор, связанный с контрактом, содержащим арбитражную оговорку, может быть рассмотрен государственным судом.

В законе «О международном коммерческом арбитраже» (вслед за Модельным законом ЮНСИТРАЛ) в связи с этим говорится следующее: «Суд, в который подан иск по вопросу, являющемуся предметом арбитражного соглашения, должен, если любая сторона попросит об этом не позднее представления своего первого заявления по существу спора, прекратить производство по делу и направить стороны в арбитраж, если не найдет, что это соглашение недействительно, утратило силу или не может быть исполнено» (п. 1 ст. 8) ¹.

Поэтому действия государственного суда в такой ситуации будут зависеть от того, своевременно или с опозданием ответчик представит ходатайство, о котором говорилось выше. В первом случае государственный суд должен «направить стороны в арбитраж», во втором - рассмотреть спор по существу. Разумеется, при констатации недействительности контракта суд в установленном порядке применяет лишь правовые последствия, связанные с ее недействительностью (п. 1 ст. 167 ГК РФ) ².

4. Юридически недействительны как контракт, так и имеющаяся в нем арбитражная оговорка.

Поскольку арбитражная оговорка юридически отсутствует, государственный суд рассматривает дело по существу независимо от того, поступит ли (и когда именно) упомянутое выше ходатайство ответчика.

При определении правовых последствий недействительного контракта суд руководствуется указанием, содержащимся в п. 1 ст. 167 ГК РФ.

Таким образом, по существу единственной ситуацией, при которой можно говорить о независимости арбитражной оговорки, включенной в контракт, от остальных его условий, оказывается случай, когда юридически действительная оговорка содержится в недействительном контракте (если при этом хотя бы одна из сторон контракта своевременно настаивает на применении арбитражной оговорки) ³.

Если же как контракт в целом, так и содержащаяся в нем арбитражная оговорка юридически действительны, то основания для ее обособления от контракта отсутствуют, и ее следует рассматривать как одно из условий контракта, которое, как и другие его условия, не может быть отменено или изменено в одностороннем порядке.

Сам по себе тот факт, что включенная в материально-правовой контракт арбитражная оговорка касается вопросов не гражданского материального, а гражданского процессуального права⁴, не «выводит» оговорку из состава контракта. Хорошо известно, что в целом ряде случаев контракты предусматривают права и обязанности сторон в отношении действий, регулируемых юридическими нормами, имеющими не гражданско правовую, а иную отраслевую принадлежность.

Достаточно в этой связи вспомнить, например, Инкотермс (действующие в настоящее время в редакции 2000 г.). При заключении контракта международной купли-продажи товаров, на условиях DDР (поставлено с уплатой пошлины) ввозная таможенная пошлина включается в состав покупной цены, а соответственно обязанность по обеспечению как экспортного, так и импортного таможенного оформления возлагается на продавца. Между тем совершенно очевидно, что взаимоотношения продавца и/или покупателя товаров с таможенными органами регулируются нормами не гражданского, а административного права. В то же время, если продавец ненадлежащим образом исполнит принятые на себя по контракту обязанности по таможенному оформлению товаров, покупатель вправе предъявить к нему иск в связи с ненадлежащим исполнением контракта.

Если продавца по контракту международной купли-продажи, заключенному на условиях DDP,заменяет собой страховщик товаров, действующий в порядке суброгации, то требованию страховщика об уплате покупной цены за товары покупатель может противопоставить все те возражения, которые он мог бы адресовать продавцу, включая возражения, основанные на ненадлежащем исполнении последним обязанностей по таможенному оформлению товаров, которые не были получены покупателем ввиду, например, их конфискации таможенными органами в связи с совершением продавцом таможенного правонарушения.

Изложенное показывает, что суброгация как разновидность сингулярного правопреемства не исключает перехода к правопреемнику и тех предусмотренных контрактом прав и обязанностей праводателя, которые связаны с совершением действий, регулируемых не гражданско-правовыми, а иными юридическими нормами.

Это в полной мере относится и к гражданско-процессуальным условиям, содержащимся в арбитражной оговорке. Следует к тому же учитывать, что гражданско-процессуальные отношения предназначены для официального подтверждения наличия и - при необходимости - обеспечения принудительного осуществления оспоренных или нарушенных материальных гражданских (как и иных) субъективных прав. В этом смысле гражданско-процессуальные правоотношения сопровождают материальные гражданские субъективные права на одной из стадий их существования.

Можно поэтому сделать вывод, что нормы ГК РФ, согласно которым в случае сингулярного правопреемства «право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права» (ст. 384), и, в частности, перешедшее к страховщику в порядке суброгации право требования «осуществляется им с соблюдением правил, регулирующих отношения между страхователем (выгодоприобретателем) и лицом, ответственным за убытки» (п. 2 ст. 965 ГК РФ), подразумевают условия и правила безотносительно к тому, нормами каких отраслей права они регулируются.

Отсюда явствует, что переход к другому лицу прав (и обязанностей) стороны контракта означает правопреемство и в отношении условий, содержащихся в арбитражной оговорке ⁵.

В пользу сделанного вывода свидетельствует и тот факт, что гражданско-процессуальные права (обязанности), подобно материальным, в принципе допускают правопреемство. Согласно п. 1 ст. 40 АПК РФ, «в случаях выбытия одной из сторон в спорном или установленном решением арбитражного суда правоотношении (реорганизация, уступка требования, перевод долга, смерть гражданина и в других случаях) суд производит замену этой стороны ее правопреемником, указывая об этом в определении, решении или постановлении. Правопреемство возможно на любой стадии арбитражного процесса».

Существуют, впрочем, субъективные права, не подлежащие преемству. Применительно к сфере материального гражданского права о них говорится в ст. 383 ГК РФ.

Нечто подобное есть и в гражданском процессе. Допустим, что в арбитражном суде рассматривается спор между акционерным обществом и индивидуальным предпринимателем, возникший из  договора займа, в котором заемщиком является общество, а займодавцем - предприниматель, и последний требует от первого возврата долга.

В ходе арбитражного процесса кредитор умирает, и его наследником становится его супруга, не имеющая статуса индивидуального предпринимателя.

Поскольку действующий АПК РФ не предусматривает участия в арбитражном процессе в качестве сторон граждан, не зарегистрированных как предпринимателей, производство по делу после замены первоначального истца правопреемником прекращается ввиду того, что это дело не подлежит рассмотрению в арбитражном суде (п. 1 ст. 85 АПК РФ), а сторонам следует разъяснить, что их спор относится теперь к подведомственности суда общей юрисдикции.

В отношении арбитражной оговорки также возможна ситуация, исключающая ее переход к другим лицам (во всяком случае, к лицам, не удовлетворяющим определенным требованиям).

Представим себе, например, что арбитражная оговорка предполагает передачу спора из контракта на разрешение третейского суда при какой-либо бирже, причем этот третейский суд в силу ег регламента предназначен для рассмотрения споров только между членами данной биржи. Если в результате сингулярного правопреемства (в частности, суброгации) стороной такого контракта становится лицо, не являющееся членом указанной биржи, то спор с его участием не подлежит рассмотрению в данном третейском суде, поскольку доступ в этот суд ограничен по субъектному составу. В отношении такого правопреемника данная арбитражная оговорка действовать не будет, так что спор с его участием относится к подведомственности соответствующего государственного суда.

За такого рода исключением в случае правопреемства в отношении стороны контракта к правопреемнику переходят все его условия, в том числе предусмотренные арбитражной оговоркой.

До сих пор предметом рассмотрения была арбитражная оговорка, включенная в текст контракта. Однако она может появиться и на более поздней стадии, будучи оформлена в качестве отдельного соглашения. Тем не менее, все сделанные ранее выводы распространяются и на эту ситуацию, поскольку такая оговорка представляет собой не что иное как изменение определенных условий контракта, к которому она относится, и поэтому должна рассматриваться как его составная часть.

©АНО "Редакция журнала "Третейский суд"
Россия, 194356, Санкт-Петербург, а/я 98
тел./факс: (812) 597-62-81; тел. +7 (901) 311-42-99
E-mail: svgleb@mail.ru, arbitrage@nm.ru