Торговые третейские суды

А.Ф. Волков

Д. Третейский суд в древней Руси

Древнерусское судопроизводство было совершенно чуждо какому бы то ни было влиянию со стороны римского права, а между тем форма договорного разрешения споров путем третейского суда на Руси была наиболее распространенной. Мало того, в практике третейских судов Древней Руси можно найти много аналогий с римским правом. Это лишний раз подтверждает бесспорное правило, что у всех народов в период господства обычного права суд частных лиц предшествовал суду общественнойвласти ¹.

Институт третейского суда имел особое распространение в республиканских городах Новгорода и Пскова как в наиболее юридически развитых общинах. Новгородская Судная грамота представляет самые яркие следы вольного ряда тяжущихся, с одной стороны, а с другой – тяжущихся и судей. От явившихся на суд сторон судьи требуют, чтобы они целовали крест на Судной грамоте. Это как бы компромисс, говорит Н.Л.Дювернуа²,в силу которого стороны хотят подчинить себя приговору суда. Всякий шаг процесса оттеняется договорным характером до такой степени, что сами судьи и докладчики целуют крест перед отправлением правосудия, становясь в обязательство кончить суд, как бы по договору receptum arbitrii, которым в суде третейском определяется отношение третьих к тяжущимся³.

В московском государстве форма третейского суда также была известна, но она уже не имела такого распространения, как в Новгороде и Пскове. Это объясняется, во-первых, тем, что воеводы вообще не терпели подле себя самостоятельной деятельности общин, а во-вторых – усилением законодательств , которое произошло в XVII веке. Суд перестал производиться на основании обычая, а потому и в знатоках норм обычного права не было прежней нужды. Обычай уступил место судебной практике, знатоками коей былидьяки и подьячие⁴.

Древнейшим памятником о третейском суде, дошедшим до нас, является договорная грамота великого князя Дмитрия Ивановича Донского с князем Серпуховским Владимиром Андреевичем Храбрым от 1362 г.⁵ Исследователь этого института по русскому праву А. Вицын не нашел в источниках нашего права более раннего документа, всецело относящегося к третейскому суду⁶. Но путем сопоставления исторических данных с достоверностью можно заключить, что этот институт быль чуть ли не единственной формой суда до пришествия варягов.

Договоров о третейском суде можно найти порядочное количество в XV, XVI и XVII столетиях, пока наконец этот институт не вошел в состав общего законодательства, в Соборное Уложение царя Алексея Михайловича⁷. Уложение 1649 г. содержит всего одну статью «о Третейском Суду», и она послужила впоследствии основанием Положения о третейском суде, составленного в 1831 году и вошедшего в Свод законов издания 1833 года.

Договорные грамоты удельных князей дают богатый материал относительно компромиссов на случай суда.

Первым условием в этих договорах обыкновенно ставится, что князья высылают по спорным делам с каждой стороны своих бояр. Если бояре не придут к единогласному мнению, то они обязаны избрать себе третьего. Способ выбора третьего или предоставляется усмотрению бояр, или точно регламентируется в грамоте⁸. Нежелание избрать третьего составляет обвинение той стороны, которая уклоняется от такого избрания. Постоянного количества третейских судей не установлено: избирается один, два, три и т.д.; избирается даже неопределенное количество судей, например, игумен с братией⁹. Относительно качества избираемых судей требуется, чтобы они были вообще «добрыми людьми», и каких-либо особых запрещений или ограничений по сему предмету в актах не содержится. Способ избрания третейских судей обусловливался социальным положением тяжущихся: люди независимые пользовались правом заряжать судей, а зависимые люди их испрашивали. Так, например, монастырские крестьяне испрашивают третьих, а игумен монастыря их избирает¹⁰.

В спорах между родственниками нередко избираются духовные лица¹¹.

Всякое действие, которым стороны оказали бы помеху третейскому суду, наказывается штрафом, равным цене иска¹².

Первоначально, конечно, форма договора была устная, а затем она обратилась в письменную. Обыкновенно этот акт называется записью. По уложению 1649 года, запись существенна для силы компромисса. Запись свидетельствуется рукоприкладством участников договора и послухов. Число свидетелей определялось, по мнению А.Вицына¹³, ценностью иска.

Последствия уклонения от третейского суда определялись таким образом: для истца – потеря иска, а для ответчика – удовлетворение истца; кроме сего, мог быть установлен штраф в пользу третейских судей с уклоняющейся стороны¹⁴.Тяжущиеся писали на себя кабалы один на имя другого (верчеи кабалы, или данные на вере), предоставляя третейским судьям выдать правому на виноватого¹⁵. А.Вицын полагает, что эти меры могли иметь значение только в договорах частных лиц, так как князь имел полную возможность уклониться как от самого компромисса, так и отказаться от условленного штрафа на случай его неисполнения, но тут же приводит договорную княжескую грамоту, где постановлено: «а чьи судьи на третий не поедут… то правому отнять, а то ему не в измену»¹⁶. Разумеется, при неустановившейся практике третейского суда едва ли можно говорить о прочных правилах там, где действует главным образом сила и могущество князя. Разбор дела третейским судом мог отсрочиваться, если одна из сторон не может явиться на суд к определенному сроку по уважительным причинам, например, по случаю войны, отправления служебных обязанностей и пр.¹⁷. Уложение 1649 г. постановляет назначать в третейских записях государеву пеню, и, кроме того, уклоняющаяся сторона должна заплатить бесчестье в пользу третейских судей.

Решение третейских судей и по древнерусскому праву только мнение, sententia, которое тотчас же и объявлялось сторонам; оттуда и выражения: «на кого третий помолвит», «и третьи, став на земле, молвили»¹⁸. Решение третейских судей должно было быть единогласным и тотчас же получало силу окончательного решения. По мнению О.Дмитриева, на решения третейских судей возможно было приносить апелляцию¹⁹. Против этого мнения возражает Н.Л.Дювернуа²⁰. В данном случае следует присоединиться к мнению Н.Л.Дювернуа, так как предшествующая практика третейских судов несомненно отразилась, с одной стороны, в Уложении1649 г.²¹, где апелляция не допускается, а с другой стороны, о том же свидетельствует целый ряд дошедших до нас грамот²².

Иногда приносились государю жалобы, но никак не на разрешения третьих, а на их злоупотребления, на волокитство дела²³. Уложение допускало жалобу на третейских судей в том только случае, когда между ними возникало разногласие, а потому и не могло состояться решение, или «который приговор будет написан не делом». В данном случае предусматривается кассация приговора.

В источниках Древней Руси находятся указания относительно существования выборных торговых судов. Древнейшим торговым судом является суд ивановского купечества в Новгороде, возникший в начале XII столетия. Князь Всеволод Мстиславович основал в Новгороде церковь Иоанна Предтечи, в приходе коей впоследствии образовалось купеческое общество. Тот же князь жалованной грамотой (около 1135 г.) предоставил этому обществу право самоуправления и суда по торговым делам: «и яз князь великий Всеволод, поставил есми святому Ивану три старосты от житьих людей и от черных тысяцкаго, а от купцов два старосты; управливати им всякие дела Иванская, и торговая и гостиная, и суд торговый»²⁴. Таким образом, этот суд состоял из трех членов – тысяцкого (представителяжитьих и черных людей) и двух старост – представителей купцов²⁵.

С развитием сношений новгородских купцов с немцами последние учредили в Новгороде свою гильдию, при которой также существовал суд из альдерманов и заседателей. Для решения споров между новгородскими и немецкими гостями по договору Новгорода с Ганзою при ивановском суде был учрежден смесный суд, из русских и немецких представителей – placita hospitum, inter hospites et Ruthenos, habenda sunt in curia S-ti Iohannis coram duce, Oldermanno, Nogardiensibus et non coram aliquo alio²⁶. Ключевский затрудняется объяснить, почему здесь при тысяцком упомянут только один староста²⁷.

Само собой разумеется, что описанный выборный торговый суд не может рассматриваться как институт третейского суда. Он приведен в виде параллели западноевропейским установлениям подобного рода.

Новоторговый устав 1667 г. вводит таможенные суды, в состав коих входили «по очереди и выбору из гостей и из лучших торговых людей головы и целовальники в царствующем граде Москве и в порубежных городах великия России». Эти суды действовали и в XVIII в. вплоть до издания Таможенного Устава в 1727 году. В означенном Уставе впервые предусматривается, чтобы в некоторых случаях «купеческие люди разбирались через посредственников, а буде за каким несогласием сами их не выберут, чтобы они назначаемы были от суда и то дело вершили».

IV. Положение института третейского суда в современных законодательствах

А. Франция

Институт третейского суда как всецело опирающийся на идею свободы испытывал резкие колебания в сторону его умаления или излишнего преувеличения его значения. Первое происходило, когда законодатель делал какие-либо постановления, уменьшающие значение или действительность третейских судов; второе — когда оказывалось особое благоволение этому институту и преувеличивалось его значение свыше естественных границ. И в первом, и во втором случае грубо нарушались основные принципы третейского суда. В эту вторую крайность впала Франция, когда, видя недостатки первой системы, поспешила избавиться от нее путем преувеличения значения третейских судов²⁸.

Первое национальное собрание подтвердило основной принцип, заявив в декрете от 24 августа 1790 г. (§ 1 ст. 1), что третейский суд является «самым рациональным средством окончания споров между гражданами», и прибавив, что законодатели не должны «делать каких-либо распоряжений, которые могли бы уменьшить значение и действительность компромисса». Однако сам декрет в § 10 ст. 12, из любви к дурно понимаемой свободе, нарушил саму идею свободы, предписав: «если возникают какие-нибудь споры между мужем и женою, отцом и сыном, дедом и внуком, братьями и сестрами, племянниками и дядьями, или свойственниками тех же степеней, или между опекаемыми и опекунами по вопросам, касающимся опеки, то стороны обязаны избрать родственников или, за неимением таковых, друзей или соседей в качестве третейских судей, перед которыми они изложат свои споры, и которые, выслушав их и получив необходимые сведения, вынесут мотивированное решение»²⁹.

Во второй раз во Франции еще более торжественно провозглашается свобода судей, когда она была включена в знаменитую Декларацию прав человека в следующих выражениях: «право граждан окончательно разрешать свои споры посредством третейского суда не должно подвергаться никакому посягательству со стороны законодательной власти» (законы3–14 сент. 1791 г. III гл. 5, ст. 5).

15 февраля 1793 г. Кондорсе представил проект, в котором предполагалось произвести радикальную реформу гражданского судоустройства следующим образом. Мировые судьи останутся, чтобы примирять стороны и выносить решения по поводу их споров в границах компетенции, предписанной им законодателем, за исключением споров о праве собственности. Все споры, которые не будут рассматриваться этими мировыми судьями, должны быть сначала представлены на рассмотрение третейских судей, которые, таким образом, являются первой судебной инстанцией. Согласно этому проекту, стороны сохраняли право апелляции в гражданский суд присяжных заседателей, учреждаемый в каждом департаменте. Кондорсе полагал, что общество имеет право требовать такого обращения к справедливости и мудрости беспристрастных людей, прежде чем законы своим суровым авторитетом вмешаются в чисто частные дела.

Вследствие падения жирондистов 21 мая проект Кондорсе не обсуждался. 10 июня комитет общественного спасения представил через Геро де Сешелля новый проект, который в следующих выражениях излагал устройство принудительного третейского суда: «В спорах, которые не подлежат компетенции мировых судей, граждане должны обращаться сначала к третейским судьям, избранным ими самими. Что касается возражений против решения третейских судей, то случаи и способы обжалования его устанавливает законодательный корпус». Против обязательного третейского суда выступил Робеспьер, говоря, что институт третейских судей был, конечно, прекрасной вещью, но что он более подходит народам с простыми патриархальными нравами, чем нам. «Относительно каждого способа, — прибавил он, — нужно предоставить свободу, употреблять его или нет; иначе богатый обратит его в свою пользу против бедного. Бедный будет поставлен в необходимость избрать в качестве третейского судьи беспристрастного человека, который был бы настолько сострадателен, что взял бы на себя эту обязанность; следовательно, бедный будет принужден вымаливать себе суд, потому что большая часть людей, привыкшая дорожить своим временем, без сомнения отказалась бы исполнять эту обязанность даром. При существующем порядке вещей бедный, по крайней мере, добивается справедливости, не покупая себе судей. Нация назначает их для него». Еще более радикальным противником третейского суда явился Марат, который, не затрагивая вопроса о свободе, прямо объявил институт третейских судей утопией³⁰.Робеспьеру и Марату возражали Пеньер и Шабо, которые, в конце концов, требовали, чтобы все граждане были обязаны принимать на себя должность третейского судьи, и чтобы всякий протестующий против их решения находил бы себе суд во втором трибунале третейских судей.

Конституция 24 июля 1793 г. в ст. ст. 91, 92 и сл. предусматривает учреждение публичных третейских судей, которые выбираются избирательными собраниями и число которых должно быть определено впоследствии законодательным корпусом. Эти третейские судьи были уполномочены решать публично, без всяких формальностей, без издержек и без обжалования, все споры, которые не были разрешены частным образом или мировыми судьями.

Переходя от одной ошибки к другой, французские законодатели не ограничились тем, что сделали из третейского суда юрисдикцию вообще с прерогативами верховенства, но распространили его компетенцию и на вопросы, близко затрагивающие интересы общества. Декретом 11 вандемьера года II (2 октября 1793 г.) предписывалось, чтобы все дела коммуны, имеющие предметом права, обычаи, претензии, просьбы о восстановлении права собственности, отнятого ими от феодалов, а также всякие другие требования по этому поводу рассматривались бы третейскими судьями. Двумя другими декретами того же года от 12 брюмера и 10 фримера (2 и 30 ноября) обязательному третейскому суду были подчинены многие другие споры, именно — все вопросы, которые поднимались вследствие нового закона о наследовании внебрачных детей, в особенности в тех случаях, когда после смерти отца или матери не было произведено описи; кроме сего, обязательному третейскому суду подлежали все споры между национальными зарегистрированными откупами и государственной казной, с одной стороны, и частными лицами, с другой. Государственным судам абсолютно воспрещалось рассматривать эти споры под условием ничтожности их приговоров.

Таким образом, на отправление правосудия стали смотреть как на простую функцию практического разума; всякий разумный человек почитался совершенно к тому подготовленным. Полагали, что большая часть правовых споров такова, что по выслушивании сторон и свидетелей и рассмотрении документов у всякого беспристрастного человека, который вовсе не должен быть для этого судьей или ученым юристом, тотчас же создается убеждение в правоте или неправоте той или иной стороны. Вопреки всем обходам и возможным уловкам сторон, всякий ясно усмотрит, на чьей стороне право. Большинство процессов по самой природе своей таковы, что всякий разумный ремесленник так же может постановить решение, как и ученейший юрист³¹.

Вследствие ложности пути, на который встал законодатель, и этих крайностей, которыми искажалась справедливая и гуманная цель третейского суда, насиловалась природа вещей и стали обнаруживаться пагубные последствия. Например, домашний третейский суд, «это учреждение, которое напоминало патриархальное правосудие, простоту и, как гордо заявляли, благочестие первых времен», стал, вследствие политических несогласий, самым пагубным из новшеств. «Судиться даром являлось приманкой; между судьею и стороной происходила торговля; количество споров росло бесконечно; в дело вмешались грязные люди. Крючкотворство и козни ничем более не обуздывались; страсть судиться овладела гражданами, и во всех уголках Франции происходила юридическая борьба. Не было деревни, не было семьи, для которой не функционировал бы свой суд, свои адвокаты, свои стороны. Заседания происходили обыкновенно в cafe или корчмах. Здесь заключали договоры судья, истец и ответчик, приговоры этих судов влекли за собою глубочайшую ненависть, злобу, вражду и ужасную месть»³². Поэтому со всех сторон слышались жалобы и раздавались голоса, сурово осуждающие эту неуместную, абсурдную систему. Приводились решения третейских судей, бесстыдно нарушающие законы, угрожающие самым важным интересам³³.

Вскоре наступила реакция, но из одной крайности впали в другую. Боаси д’Англе, представляя 5 мессидора III года новую конституцию, так выразился относительно того, что было сделано Геро де Сешеллем: «Мы считаем своим долгом заявить вам, что эта конституция, задуманная честолюбцами, продиктованная тиранией и принятая террором, есть не что иное как формальное сохранение всех элементов беспорядка, орудие, предназначенное для служения жадности алчных людей, интересам людей беспокойных, гордости невежд и честолюбию узурпаторов. Мы все единодушно заявляем вам, что эта конструкция есть не что иное как организация анархии»³⁴.

Вследствие сего предшествующие предписания закона были отменены. В компетенцию государственных судов были возвращены все дела, которые не могли быть отняты от них без вреда для общественных интересов. Было дано право апелляции и кассации на решения принудительных третейских судов. Семейные третейские суды были уничтожены.

Недовольство третейскими судьями возросло настолько, что совет пятисот в заседании 28 флореаля V года (17 мая 1798 г.) решил уничтожить даже добровольный третейский суд, но в заседании 19 вентоза VII года (9 марта 1799 г.) эта резолюция не была принята. Затем конституционным законом 22 фримера VIII года (13 декабря 1799 г.) было сделано предписание мировым судьям, чтобы они предлагали сторонам, которые не могли примириться, передать свой спор на обсуждение лиц, пользующихся их доверием. Наконец, новый органический закон 27 вентоза того же года (8 марта 1800 г.) счел возможным вернуться к принципу свободы, заявляя, что новой организацией судов вовсе не намеревались отнять присущее гражданам право разрешать свои споры посредством обращения к частным третейским судьям³⁵.

Крайности революции заставили почти совершенно потерять веру в институт третейских судей. Это обнаружилось при обсуждении Code de procedure civile 1806 года. Мунье, называя третейские суды сатирой на судебное устройство, предлагал совершенно уничтожить этот институт. Предложение это хотя и не было принято, но все вотированные постановления по сему предмету «дышали, — говорит Белло³⁶, — ненавистью к компромиссу и обнаруживали тайное желание уничтожить его; каждое постановление делалось не применительно к тому, что обыкновенно происходит на практике, но применительно к более редким случаям». Таким образом, постановления о компромиссе представляют собой ряд отменяющих оговорок, а не строго логическое развитие института.

Рассмотрение некоторых наиболее значительных и интересных частностей, с исторической точки зрения, ясно покажет упомянутые недостатки³⁷.

Начав с 1-й главы о компромиссе³⁸, законодательное собрание совсем не придерживалось принципа свободы и предоставило право заключать компромисс только тем лицам, которые могли располагать спорной вещью свободно распоряжаться своими правами); за всеми же остальными это право отрицается.

Не только большой круг лиц был отстранен от права заключать компромисс, но и многие предметы, не имеющие никакого отношения к публичному праву, были изъяты из компетенции третейского суда, как это было сделано со всеми спорами, подлежащими ведению прокурорского надзора³⁹.

Основанием к такому изъятию послужило заявление депутата Малларме, что раз установлены особые официальные должностные лица для рассмотрения определенных споров, было бы непоследовательно исключать последние из их компетенции.

Так как круг лиц, способных к заключению компромисса, и предметов, которые могли быть представлены на рассмотрение третейских судей, был крайне ограничен, то, ввиду особых требований формы и способа установления компромисса, третейский суд сделался почти невозможным на практике. Исходя из неосновательной теории, что для избежания злоупотреблений необходимо увеличить формальности, было постановлено, что когда между сторонами не состоялось иного соглашения, то сами стороны и третейские судьи в отношении разбирательства должны соблюдать порядок, сроки и формы, установленные для общих судебных установлений. Поэтому сторонам и третейским судьям вменяется в обязанность соблюдение всех формальностей, которые так замедляют разбор дела в государственных судах.

«Не будучи еще судьями, — восклицал Малларме, — они должны принять на себя все обязанности, налагаемые на обыкновенных судей законами».

«Этих двух предписаний, — писал Белло⁴⁰, — было бы достаточно самих по себе, чтобы уничтожить третейский суд». Его спасло прибавление в art. 1009, что стороны, тем не менее, имеют право отменять закон и отказываться от суровой системы, применяющейся в общих судебных установлениях.

Крайности революционного периода извратили сам институт третейского суда. Глава о компромиссе была вотирована под впечатлением грустных результатов принудительного третейского суда.

Вступив на путь недоверия к рассматриваемому институту, законодатель вводит апелляцию на решение третейских судей, если стороны не отказались от нее при заключении третейского договора или во время разбирательства спора⁴¹. Таким образом, стороны, благодаря умолчанию относительно права апелляции, могут до бесконечности тянуть процесс, пока он не будет выигран каким бы то ни было средством наиболее настойчивой стороной. Это усугубляется еще и тем обстоятельством, что art. 1017 и 1018 предусматривают избрание суперарбитра на случай разделения голосов среди третейских судей; суперарбитр может произносить решения единолично.

Бельгийское и итальянское законодательства по вопросу о третейских судах заимствовали постановления французского Сode de procedure civile.

Торговое законодательство

16 нивоза IV года (5 января 1798 г.) был издан закон, коим предписывалось, чтобы при всяком споре, возникшем до и после распадения товарищества, стороны обязаны были руководствоваться обычаями данного торгового места и, по требованию одной из них, являться на суд торговых третейских судей. Торговый кодекс 1807 года сохранил вышеупомянутое постановление. Главным основанием к сохранению института принудительного третейского суда послужило соображение по возможности уменьшить причины несогласия между лицами, связанными узами товарищества.

При обсуждении Code de cоmmerce в законодательном учреждении все же указывалось, что, не давая более простого и быстрого разрешения торговых дел, принудительный третейский суд только внес бы в замешательство в торговлю и замедлил бы торговый оборот. Закон должен ограничиться поощрением мировых сделок и добровольного третейского суда. Если хорошие и честные купцы могут с успехом пользоваться принудительным третейским судом, то зато недобросовестным предоставляется возможность злоупотреблять им,затягивая споры в своих интересах. Представители купечества городов Бордо, Брюсселя, Нанси, Лиона и Руана высказывались против принудительного третейского суда.

В виде возражения указывалось на трудность найти третейских судей и еще более – добиться от них решения; о бесплодности и бесполезности всякого принуждения обращаться к третейскому суду приводились примеры, как третейские суды тянулись целыми годами без всяких результатов. «Принудительный третейский суд, — говорили коммерсанты города Бордо в своем донесении, — является давнишней ошибкой, против которой нас предостерегает опыт и которую следует уничтожить».

Несмотря на все возражения, принудительный третейский суд был оставлен и введен в art. 51 Code de commerce в следующей редакции: «Всякий спор между товарищами по делам их товарищества должен быть рассмотрен третейским судом». Однако практика французских судов не считала это положение абсолютно исключающим для коммерсантов возможность отказываться от обращения к коммерческому третейскому суду. Причины, побудившие к этому, были достаточно вески и заключались в том, что нельзя лишать членов торгового общества основного и важного права, присущего всем гражданам и состоящего в возможности представлять свои споры на решение общих судов. Даже после эдикта 1673 года, как и при действии закона IV года, а затем и Code de commerce, судами была усвоена практика, что компетенция коммерческих третейских судов не абсолютна; членам торгового общества не воспрещалось представлять свои споры как в гражданский, так и в коммерческий суды⁴².

Справедливость требует заметить, что во французском Code de commerce принудительный третейский суд был освобожден от многих из тех сложных и строгих формальностей, которыми обставил его Code de procedure civile. Стороны передавали свои документы и письменное изложение доводов без всяких формальностей. Не требовалось ни удостоверения этих документов, ни копий с них. Стороны могли ознакомиться с ними наряду с арбитрами. Если сторона запоздает с предъявлением какого-либо документа, то ей давался 10-дневный срок для его представления или больший – по усмотрению третейских судей. Письменная форма требовалась для того, чтобы точно определить предмет спора и дополнить компромисс. Вместе с тем третейским судьям давалось право судить по имеющимся у них данным, не требуя пополнения их⁴³. Таким образом, третейским судьям предоставлялось право судить, когда они найдут это удобным, и они освобождались от обычных формальностей и от обязательства публичности разбора. Этого было достаточно, чтобы несколько оправдать в теории, а также и в глазах общества принудительный третейский суд.

В 1838 году проект закона относительно акционерных обществ, представленный в палату депутатов, предлагал уничтожение принудительного третейского суда. Этот проект, исправленный во многих отношениях комиссией, которой было поручено рассмотреть его, не был вынесен на обсуждение. Восемнадцать лет спустя принудительный третейский суд был уничтожен законом 17 июля 1856 года, и таким образом была уничтожена одна из главнейших причин, вызвавших столько неудовольствия и обвинений против не только принудительного третейского суда, но и вообще против института третейских судей.

С уничтожением принудительного третейского суда Франции надлежало бы создать для добровольного третейского суда новые законоположения, более свойственные его характеру, более пригодные для его цели и более соответствующие его природе, но до настоящего времени не сделано никаких шагов в этом направлении.

Единственным нововведением, достойным упоминания, было введение института prud’hommes, или свободно избираемых посредников, для улаживания споров в области промышленности, главным образом между рабочими и работодателями; но подробное рассмотрение его целей и функций не относится к задачам настоящего труда⁴⁴.

Под влиянием обычаев мировой торговли, главным образом со стороны Великобритании, французские торговые организации стали обращать внимание на устройство особых третейских судов. После издания закона 21 марта 1884 года о так называемых профессиональных синдикатах (Syndicats professionels) возникло огромное количество торговых синдикатов. При парижской бирже, например, действуют свыше 10 синдикатов (ассоциация мучного рынка, хлеба, сахара, спирта, кож и т.п.). Каждый синдикат имеет свои особые уставы, определяющие, между прочим, специальные, обязательные для своих членов правила касательно разрешения возникающих споров и недоразумений по торговым сделкам путем арбитража. Но и эти добровольно установленные торговые третейские суды во Францииособого распространения не имеют.

©АНО "Редакция журнала "Третейский суд"
Россия, 194356, Санкт-Петербург, а/я 98
тел./факс: (812) 597-62-81; тел. +7 (901) 311-42-99
E-mail: svgleb@mail.ru, arbitrage@nm.ru