Спорные вопросы предметной
подведомственности третейских судов
С.Ф. Афанасьев, доцент
кафедры гражданского процесса
Саратовской государственной академии
права, кандидат юридических наук
А.И.Зайцев, преподаватель
кафедры гражданского процесса
Саратовской государственной академии
права
Определение предметной
подведомственности постоянно
действующих третейских судов (далее –
ПДТС) на практике, как правило, не
представляет особой сложности.
Несомненно, есть целый ряд моментов,
по которым ведутся оживленные научные
дискуссии (например, возможно ли
рассмотрение в третейских судах дел
по спорам экономического характера,
возникающим из брачного контракта, из
трудового контракта и т.п.). Но это,
если можно так выразиться, вопросы
больше теоретического характера.
Практические же вопросы определения
предметной компетенции третейского
суда довольно четко закреплены в
законодательстве.
В соответствии с
действующими нормативными актами,
регламентирующими третейское
судопроизводство (Положением о
третейском суде – Приложением № 3 к
ГПК РСФСР – ст. 1, Временным Положением
«О третейском суде для разрешения
экономических споров» от 24 июня 1992
года – ч. 1 ст. 1, Законом Российской
Федерации «О международном
коммерческом арбитраже» от 7 июля 1993
года - п. 2 ст. 1), а также п. 2 ст. 1 проекта
Федерального закона Российской
Федерации «О третейских судах в
Российской Федерации», к предметной
подведомственности третейских судов
относятся только дела по спорам из
гражданско-правовых отношений.
Третейское
судопроизводство начинается с подачи
заинтересованной стороной в
соответствующий ПДТС искового
заявления. Этому посвящены
специальные статьи выше названных
нормативных актов, а также главы или
параграфы о третейском
судопроизводстве во всех без
исключения учебниках по гражданскому
и арбитражному процессам. Каких-либо
иных оснований для возбуждения
третейского судопроизводства
законодателем не предусматривается и
не существует.
Казалось бы, в этом вопросе
все предельно ясно.
Однако как в теоретических
исследованиях, так и на практике
встречаются трудно объяснимые
подходы при определении
подведомственности третейских судов,
а также определенное непонимание
данного вопроса со стороны работников
постоянно действующих третейских
судов.
Так, профессор В.В. Ярков без
какой-либо мотивации и аргументации
указывает, что правом разрешать дела
об установлении того или иного
юридического факта по
законодательству России пользуются
различные органы, к числу которых
можно отнести и третейские суды1.
И это делается не в полемической форме
в научной статье. Данная мысль
изложена в достаточно бесспорной
форме на страницах объемного издания,
которое, в соответствии с аннотацией,
предназначено для судей, судебных
приставов-исполнителей, практикующих
юристов, преподавателей, аспирантов и
студентов юридических вузов.
Подобную формулировку, на
наш взгляд, можно объяснить, скорее
всего, редакционной неточностью, так
как далее автор совершенно
справедливо и обоснованно отмечает,
что третейские суды вправе разрешать
только дела по спорам.
Директор Судебной палаты
постоянно действующих третейских
судов О.В. Баронов отмечает, что в
третейском судопроизводстве может
участвовать тот же состав лиц, что и в
арбитражном процессе (стороны и
третьи лица), за исключением
заявителей и иных заинтересованных
лиц в делах об установлении фактов,
имеющих юридическое значение, так как
разрешению третейскими судами
подлежат только споры. Дела же об
установлении фактов, имеющих
юридическое значение, не могут
рассматриваться третейским судом, в
противном случае «это противоречило
бы природе третейского суда,
поскольку при рассмотрении таких дел
арбитражный суд выполняет публично-правовую
функцию, осуществляя от имени
государства признание (подтверждение)
фактов»2.
Подобного мнения придерживается и Е.В.
Кудрявцев, который правильно отмечает,
что на разрешение третейского суда
среди прочих не могут быть переданы
дела об установлении фактов, имеющих
юридическое значение, – ведь иначе
это нарушает основную частно-правовую
функцию третейского судопроизводства3 .
Действительно, третейский
суд как наиболее древняя форма
осуществления правосудия, которая
образовалась в еще догосударственный
период развития человеческого
общества, в основе своей ориентирован
на разрешение частно-правовых
конфликтов. Другими словами,
третейский суд существовал и успешно
действовал уже тогда, когда публично-правовые
отношения, свойственные для
государства и реализующиеся через
систему государственных учреждений,
только начинали зарождаться. При этом
в дальнейшем государство, осознав всю
эффективность действия судебного
третейского механизма, стало
использовать данный механизм для
урегулирования частных правовых
отношений, зафиксированных самим
государством на законодательном
уровне.
Очевидно в этой связи, что
приоритетным для третейских судов
является разрешение тех
экономических гражданских споров,
которые содержат в себе именно частно-правовой
элемент. Если же юридический конфликт
вытекает из правоотношений, вбирающих
в себя публичность, такой конфликт
подлежит, например, рассмотрению в
арбитражных судах. Именно поэтому в
третейских судах не разрешаются дела,
которые непосредственно связаны с
государственными, административными,
финансовыми и иными публичными
правовыми отношениями. Подобным
образом государство ограничивает
вмешательство в собственную властную
деятельность третейских судов,
которые являются скорее общественным,
чем государственным институтом, что,
безусловно, правильно с точки зрения
четкого перераспределения различных
по содержанию и характеру
общественных и государственных
функций.
В связи с изложенным
возникает закономерный вопрос о том,
могут ли на практике третейские суды
заниматься делами об установлении
фактов, имеющих юридическое значение,
ведь такие дела находятся в
производстве арбитражных судов,
предметная компетенция которых
весьма схожа с компетенцией
третейских судов. Так, в статьях 22, 27, 87,
133 и 144 АПК РФ речь идет о делах об
установлении фактов, имеющих
юридическое значение, как о делах
особого производства (хотя такое
понятие присуще лишь ГПК РСФСР и в АПК
РФ отсутствует). Но, в отличие от ГПК, в
АПК отсутствует перечень дел об
установлении фактов, имеющих
юридическое значение. Данный
существенный пробел восполнен
постановлением № 13 Пленума Высшего
Арбитражного Суда РФ от 31 октября 1996
года «О применении Арбитражного
процессуального кодекса Российской
Федерации при рассмотрении дел в суде
первой инстанции», в п. 2 которого
содержится открытый перечень дел,
относимых законодателем к этой
категории. В частности, к юридическим
фактам, устанавливаемым арбитражным
судом, относятся: факт принадлежности
строения или земельного участка на
праве собственности; факт
добросовестного, открытого и
непрерывного владения как своим
собственным недвижимым имуществом в
течение 15 лет либо иным имуществом в
течение 5 лет; факт регистрации
организации в определенное время и в
определенном месте. При этом
арбитражные суды принимают к своему
рассмотрению дела об установлении
юридических фактов только при наличии
нескольких основных условий:
1) если, согласно закону,
факт порождает юридические
последствия, то есть влечет
возникновение, изменение или
прекращение правоотношений в сфере
предпринимательской и иной
экономической
2) если установление
юридического факта не связывается с
последующим разрешением спора о праве,
подведомственного арбитражному суду;
3) если заявитель не имеет
другой возможности получить либо
восстановить надлежащие документы,
удостоверяющие юридический факт;
4) если действующим
законодательством не предусмотрен
иной (внесудебный) порядок
установления юридического факта.
Последствия рассмотрения
дел об установлении фактов, имеющих
юридическое значение, отличны от
последствий рассмотрения исковых
категорий дел. Решение арбитражного
суда об установлении факта, имеющего
юридическое значение, само по себе
какие-либо регистрационные документы
не заменяет, но является обязательным
для органов, регистрирующих такие
факты (например, Регистрационных
палат), и служит безусловным
основанием для получения
правоустанавливающих документов
надлежащей формы.
В принципе описанный
порядок может применяться и в
третейских судах относительно
установления юридических фактов, тем
более что третейское
судопроизводство имеет ряд
несомненных преимуществ (неформализованность
процедуры, конфиденциальность,
быстрота и другое). Так полагают
отдельные третейские суды, вследствие
чего некоторые третейские судьи не
только стали активно принимать для
рассмотрения дела об установлении
факта права собственности на
недвижимое имущество, автотранспорт и
т.п., но и публиковать подобную, явно
ошибочную, практику. В качестве
иллюстрации, на наш взгляд, следует
проанализировать несколько подробнее
материалы дела № 5-ТС-2000 от 31 марта 2000
года, рассмотренного Третейским судом
при Брянской торгово-промышленной
палате.
Суть дела заключается в
следующем: между частным
предпринимателем и ОАО в 1997 году был
заключен договор купли-продажи
недвижимого имущества. Частный
предприниматель произвел оплату в
полном объеме и получил недвижимое
имущество от ОАО по акту приема-передачи,
однако своевременно не
зарегистрировал надлежащим образом
переход права собственности. Как
следует из опубликованной по данному
делу информации, право собственности
на приобретенное недвижимое
имущество никем не оспаривалось. С
целью признания за ним права
собственности и последующей его
регистрации частный предприниматель
обратился в Третейский суд при
Брянской торгово-промышленной палате.
Из приведенной фабулы
вытекает, что в этом деле какой-либо
спор относительно приобретенного
недвижимого имущества отсутствовал.
Частный предприниматель, обращаясь в
третейский суд, ставил перед собой в
качестве конечной цели не разрешение
спора о праве как такового, поскольку
сам спор не существовал, а
документальное установление права
собственности и последующую
государственную регистрацию данного
юридического факта в органах
государственной власти и управления,
а также получение
правоустанавливающих документов
надлежащей формы.
С целью «подгонки»
указанного дела под требования закона,
«приближения» его к своей компетенции
заявление о признании права
собственности третейским судом было
оформлено исковым заявлением,
заявитель переименован в истца и т.д.4
ПДТС, рассмотрев материалы дела, вынес
решение о признании права
собственности (никем не
оспаривавшегося на протяжении около
трех лет) за частным предпринимателем.
В этой связи
незамедлительно возникает целый ряд
закономерных вопросов: кто в таком
деле являлся ответчиком (о котором в
приведенном примере сотрудниками
ПДТС вообще не упоминается); каким
образом и на основании чего
исчислялась сумма исковых требований
и размер третейского сбора; между кем
и кем и на каком основании было
заключено третейское соглашение и т.п.
Ответить обстоятельно и
аргументированно на эти и другие
аналогичные вопросы, на наш взгляд, не
представляется возможным.
Конечно, такое положение
можно отчасти объяснить
процессуальной неграмотностью
третейских судей (не юристов по
образованию). Однако в состав многих
ПДТС включены именно юристы. Например,
в ПДТС при Брянской торгово-промышленной
палате входят в качестве судей
начальник юридического отдела,
заместитель генерального директора
по правовым вопросам (то есть, вне
всякого сомнения, лица с высшим
юридическим образованием и
длительным стажем работы по
специальности)5.
Аналогичная обеспеченность
квалифицированными специалистами-юристами
наблюдается и в других третейских
судах.
Кроме того, предварительно
вопрос принятия или непринятия дела к
производству третейского суда (то
есть вопрос его компетенции) решается
ответственным секретарем и
председателем ПДТС, которые просто
обязаны знать элементарные
юридические конструкции. Хотя в п. 1 ст.
8 проекта Федерального закона «О
третейских судах в Российской
Федерации» и планируется включить
норму, в соответствии с которой
третейский судья, рассматривающий
спор единолично, должен иметь
юридическую квалификацию, а при
коллегиальном рассмотрении –
юридическую квалификацию должен
иметь как минимум
председательствующий состава
третейского суда, – однако, как нам
представляется, это вызвано не только
юридическими сложностями в
определении предметной
подведомственности третейских судов.
Необходимость и целесообразность
включения в состав третейского суда,
рассматривающего дело, как минимум
одного профессионального юриста
обусловливается тем, что выносимое
ПДТС решение впоследствии может быть
исполнено принудительно по общим
правилам исполнительного
производства, а для этого должно
отвечать определенным юридическим
требованиям.
Несомненно, что
деятельность профессионального
юриста в качестве третейского судьи
позволила бы ПДТС избежать на
практике ошибок, в том числе и с
принятием дел к производству по
подведомственности. В описанном выше
случае присутствуют как минимум
несколько причин, в соответствии с
которыми не следовало рассматривать
дело об установлении юридических
фактов.
Во-первых, как уже
подчеркивалось, дела об установлении
юридически значимых фактов возможно
исследовать в суде по существу тогда,
когда эти факты порождают
определенные юридические последствия,
то есть возникновение, изменение или
прекращение прав и обязанностей.
Третейский суд не может от имени
Российской Федерации как государства
подтверждать существование каких-либо
юридически значимых фактов, не
связанных с последующим разрешением
спора о праве, поскольку третейский
суд не относится к государственной
судебной системе на основании
Федерального закона 31 декабря 1996 года
«О судебной системе РФ», а
следовательно, третейские судьи не
могут предписывать государственным
учреждениям регистрировать данные
факты и выдавать соответствующую
документацию.
Во-вторых, хотя предметная
компетенция третейских судов во
многом и сходна с компетенцией
арбитражных судов, тем не менее она
никоим образом не тождественна
последней. В ст. 127 Конституции РФ, в ст.
1 АПК, а также в ст. 4 Федерального
закона от 28 апреля 1995 года «Об
арбитражных судах в РФ» содержится
указание о том, что арбитражные суды
разрешают экономические споры и иные
категории дел, в то время как
третейские суды – исключительно
экономические споры.
В-третьих, в ст. 23 АПК прямо
подчеркивается, что по соглашению
сторон возникший или могущий
возникнуть спор, вытекающий из
гражданских правоотношений и
подведомственный арбитражному суду,
до принятия им решения может быть
передан сторонами на рассмотрение
третейского суда, то есть речь идет
только о спорах, – следовательно,
третейские суды дела об установлении
фактов, имеющих юридическое значение,
не сопряженных с разрешением спора о
праве, рассматривать не вправе.
Вряд ли приведенные
аргументы не были известны
профессиональным юристам при разборе
конкретного дела. Так чем же объяснить
стремление руководящих работников и
судей отдельных ПДТС в нарушение
предписаний закона устанавливать
решениями третейских судов
юридические факты, не связанные с
последующим разрешением спора о праве?
На наш взгляд – только
одним: дела данной категории –
бесспорные (в соответствии с
законодательной трактовкой и
практикой), а значит, и беспроигрышные.
Принимая к производству и
рассматривая подобные дела,
руководство и судьи ПДТС тем самым
стремятся совершенно незаконным
способом привлечь к себе «клиентуру»
и заработать деньги. В данном случае
сугубо меркантильный, финансовый
интерес превалирует над требованиями
закона и может только опорочить как
несомненные преимущества третейского
судопроизводства в частности, так и
возрождающийся институт третейского
судопроизводства в целом.
|
