Третейский суд по русскому праву*

Историко-догматическое рассуждение
А.И. Вицын (1833-1900 гг.)

Решение узаконенного третейского суда никогда не могло иметь значения мировой сделки. Сила его была окончательной как по определениям договорных грамот князей, так и по узаконениям XVIII и XIX вв. до Положения о третейском суде 1831 г.: «и что медиаторы присудят, тому быть», говорит Таможенный Устав 1727 г.1; «и на сие уже не может быть сделано апелляции, определяет Учреждение о судоходстве по реке Волге2 ибо, по законам, суждение Третейского Суда естъ самое окончательное»; «таковое решение, говорится в Уставах Страховых Обществ3 о силе третейского приговора, почитается совершенно окончательным, и на оное нелъзя иметь никакой апелляции». Одно только исключение представляют Третейские Суды, учрежденные при ярмарках по силе Регламента о сборе пошлин в Оренбурге и Троицкой крепости: «А ежели кто таким словесным и скорорешительным приговором, определяет Регламент4 будет недоволен и приговореннаго исполнить не учнет, на тех просить в Таможне, где ежели словесная жалоба, то скорорешительным словесным судом, употребляя тот третейский суд в явное обличение, а буде письменная, то по форме суда, и виноватаго к удовольствию праваго принуждать». Был еще случай, что дело, решенное третейским судом, состоявшимся по Высочайшему повелению, пересматривалось потом в Государственном Совете, но но новому Высочайшему повелению5. Положение о третейском суде 1831 г. отступило от того взгляда, по которому решение третейского суда не подлежит апелляции6, а на основании этого Положения и действующее законодательство7, говоря вообще, допускает апелляцию на решение узаконного третейского суда, но, разумеется, не тогда, когда тяжущиеся предоставили посредникам разобрать спор по совести. Равным образом не допускается апелляция по такимъ делам, которые предоставлены окончательному решению низшей инстанции суда8. Независимо от этих случаев сами тяжущиеся могут определить в записи, чтобы решение узаконенного третейского суда было окончательное9. Но, как и установление разбирательства совестного, отказ от права апелляции не дозволяется законным представителям тяжущихся10. Сам третейский узаконенный суд при отказе от права апелляции должен быть обсуживаем по правилам суда третейского добровольного. Поэтому во всех тех случаях, когда последний объявляется несостоявшимся илп прекращается, право апелляции восстанавливается.

Когда тяжущиеся желают перенести дело на апелляцию, и перенос дозволяется, в узаконенном Третейском Суде совершается тот же апелляционный обряд, как и в других Судах11. Деньги, вносимые в залог правой апелляции, отсылает он обыкновенно при деле в тот Суд, где была явлена запись. Апелляционная жалоба на узаконенный Третейский Суд подается во вторую инстанцию сула. Исключение и здесь представляется по делам ведомства Коммерческого Суда: вообще первая инстанция суда, он является апелляционной по делам, подлежащим разбирательству узаконенного третейского суда12. В употреблении гербовой бумаги того или другого достоинства, в количестве штрафа за неправильное вчинение иска, за неправую апелляцию, в сумме денег, вносимых в залог правой апелляции, практика прилагает в этом случае к узаконенному Третейскому Суду те же законы, какие имеют силу по отношению к Городовым Магистратам и равным с ними Судам.

Приведенный мною в изложении добровольного третейского суда указ 1802 г.13 о выборе главного судьи для решения споров частных посредников имеет применение и к суду узаконенному; он и издан был по поводу назначенного Высочайшим повелением (31 августа 1801 г.)14 третейского суда для разбирательства дела Екатерины Дерниловичевой с помещиком Вищинским. Выбор суперарбитра этим указом предоставлялся частным посредникам: «при разборе дел третейским судом, говорится в указе, должно, чтоб тяжущиеся избирали со своей стороны только медиаторов или посредников, и утверждали бы по узаконениям записью; a cиu посредники для решений между собою споров третьего или главнаго судью». Но в учреждении о судоходстве по реке Волга15 о составе Третейского Суда сказано: «тяжущиеся должны избрать непременно не далее как в тридневный срок Третейский Суд, т.е. трех человек, из которых двое будут назначены каждою из двух противных napmий, а треmий будет избран обеими общим coгласием». Хотя не видно еще из этих слов, чтоб избранный общим согласием имел право решать споры прочих посредников; но как в других yкaзaxъ16 того же времени, относящихся к добровольному третейскому суду, избираемый общим согласием посредник имел право окончательного решения дела, то и здесь третий посредник должен почитаться суперарбитром, выбор которого предоставлен тяжущимся. В уставах страховых oбщecтв17 снова было определено, чтоы в случае несогласия двух частных посредников они избирали суперарбитра. Но частные посредники могут не согласиться в выборе общего, что в особенности легко может быть при двух посредниках. Римское право, имея в виду эту легкость несогласия, считало даже недействительным компромисс, в котором двум посредникам в случае разногласия их предоставлено избрать третьего — si in duos fuerit sic compromissum, ut, si dissentirent, tertium assumant, puto talem compromissum non valere; nam et in assumendo possunt dissentire18, — хотя этот третий и не имел по римскому праву значения суперарбитра.

Как же поступать при несогласии частных посредников?

В указе 1802 г.19 сказано: «в случае же в том (т.е. в выборе) несогласия права человечества и сострадания требуют, чтоб преимущество дано было стороне слабейшей, чего-либо лишенной или утесненной от руки сильного». Гуманное определение это не разрешает, однако же, вопроса. В других узаконениях ничего не постановлялось на этот случай. Действующее законодательство20 предоставляет выбор суперарбитра тяжущимся, позволяя им так же передать право выбора частным посредникам, как и при добровольном третейском суде. Но при суде узаконенном тяжущиеся могут не согласиться ни в том, ни в другом — ни сами выбрать суперарбитра, ни предоставить выбор частным посредникам. В формальных записях действительно бывает, что одна сторона предоставляет выбор общего посредника частным, другая — Суду, которому является запись. Суду же предоставляет назначение суперарбитра и действующее законодательство21, в случае несогласия частных посредников в его выборе. Но как Суду предоставляется назначение лишь при несогласии частных посредников, то при несогласии самих тяжущихся в выборе суперарбитра избрание его обыкновенно предоставляется частным посредникам, хотя бы тяжущиеся и не предоставили им такого права. Иногда в самой записи определяется, чтобы Суд назначил общего посредника, если частные посредники за разногласием не изберут его, — лишнее определение: Суд назначит тогда суперарбитра по определению закона, независимо от воли тяжущихся. При назначении общего посредника Суд должен руководствоваться тем же правилом, как и при назначении частных посредников вместо стороны, уклоняющейся от их выбора, т.е. должен назначать его из людей, занимающихся тем же родом промышленности, к которому относится предприятие, породившее спорное дело.

Срок деятельности суперарбитра тот же, что и в добровольном третейском суде, только что по истечении срока узаконенный третейский суд не закрывается, но наступают меры понуждения22.

Сказанное в изложении добровольного третейского суда об участии суперарбитра в pешении дела также имеет применение к суду узаконенному. Но здесь предоставляется только суперарбитру избрать одно из мнений частных посредников23. Не следует, однако, понимать это определение таким образом, что суперарбитр вовсе не может предложить свое собственное мнение: частные посредники могут отступиться от своих прежних мнений, и один, положим, принимает мнение суперарбитра, тогда он как бы утверждает лишь одно из мнений частных посредников. Определение поэтому получает тот смысл, что если никто из частных посредников не примет мнения суперарбитра, он обязан избрать одно из их мнений — обязательство, не существующее в добровольном суде, в узаконенном же устраняющее случай несостоятельности суда. Пардессю24 говорит, что относительно одного пункта суперарбитер может принять мнение одного посредника, относительно другого пункта — мнение другого посредника. Но тогда в результате легко может выйти особое мнение, несогласное ни с одним из мнений частных посредников, и не думаю потому, чтобы суперарбитр имел такое право. Mнение, принятое суперарбитром, обращается в решение третейского суда.

Случаи несостоятельности и прекращения добровольного третейского суда не прилагаются к суду узаконенному: здесь имеют силу другие определения, изложенные в различных местах предлежащей статьи. Повторю только, что во всех тех случаях, когда добровольный Третейский Суд закрывается без окончания дела, Третейский Суд, учрежденный по делу, необходимо подлежащему его разбирательству, лишается тех прав, которые предоставлены ему волею тяжущихся. Но, разумеется, они могут потом снова предоставить ему те же права, если не будет к тому законных препятствий.

В случае неисполнения приговора узаконенного третейского суда и в Древней Руси наступало, вероятно, понуждение со стороны общественной власти. Прямое свидетельство мы можем привести только на случай уклонения от суда: «а не всхочетъ тот, на ком искали, ис тех трех Бояринов третьего, на кого ся звали, и мне Князю Великому того обвинити, и велети на том доправити»25. Только в некоторых законоположениях нового времени определено, кто именно должен приводить в исполнение приговор узаконенного третейского суда: в одном cлyчaе26 предоставлено было Таможне виноватого к удовольствию правого принуждать, если она находила приговор правильным, в другом27 — Губернскому Правлению. В настоящее время решения узаконенного третейского суда исполняются тем же порядком, как и решения третейского суда добровольного28.

В заключение постараемся поискать причины чрезвычайно редкого обращения к третейскому суду в современной практике, не обольщаясь, впрочем, надеждой дать вполне удовлетворительное разрешение этому вопросу. Все исследование, конечно, будет относиться лишь к суду добровольному, так как узаконенный необходимо учреждается каждый раз, когда встречается дело, подлежащее по закону разбирательству третейского суда.

Прежде всего представляется вопрос: какие могут быть побуждения для тяжущихся обращаться к третейскому суду, какие выгоды имеет этот суд, и есть ли они действительно? Отвечаем утвердительно. На первом месте в ряду преимуществ института стоит возможность совестного разбирательства: суд третейский при известных условиях может разбирать спорное дело по совести. Заметим, что выражение «суд по совести» не совсем удачное: совесть обсуживает только нравственное качество деяний, сама же не дает никаких определений. Спрашивается, что такое суд по совести в отличие от суда по закону, и еще как выгода суда? Можем указать на три вида такого отличия.

Первый зависит от перемены законодателя в обществе с развитием гражданской жизни. Прежде всего законодателем является сам народ. Из своей жизни он вырабатывает для себя юридические нормы, исключительно из духа своего берет начала права, и поэтому нет различия между юридическими понятиями народа и правилами, имеющими силу в его юридическом быту. Но когда в обществе образуется власть законодательная, отдельная от народа, такое различие обыкновенно является. Законодательная власть не всегда обращается к народной жизни и из нее берет свои определения; иногда она берет их из законодательств других народов, нередко из законодательств народов, совершенно чуждых своему народу. Самые определения поэтому, как выросшие на чужой ночве, взятые из другой жизни, чужды народному сознанию, может быть, даже противоречат его взглядам, понятиям, убеждениям, обычаям. Иногда законодательная власть дает произвольные определения; может быть, она поступает таким образом и по каким-нибудь высшим соображениям, по сознанию необходимости, но не сознает ее народ, и ему кажутся определения произвольными. Само общество с развитием гражданской жизни разделяется: одна часть его идет вперед, другая также подвигается, но медленно, и значительно отстает от первой, так что в то время, когда образованный класс народа давно уже оставил многие обычаи отцов и дедов, совсем забыл преданья и поверья их, класс необразованный все еще сильно придерживается старины, суеверно считая грехом оставление отцовских обычаев, и класс этот гораздо многочисленнее первого. Законодательная власть, между тем, если не принадлежит образованному классу общества, то держатель ее принадлежит к этому классу, в кругу его вращается, и de facto все-таки образованный класс народа имеет влияние на законодательство. Но как класс этот условиями жизни своей, своими понятиями значительно разнится от массы, то и бывает, что определения законодательства, согласные с воззрениями образованного класса общества, противоречат воззрениям массы и неудобоприменимы к ее жизни. Определения законодательной власти могут расходиться с понятиями и образованного класса (например, определения, заимствованные из других законодательств) но таких случаев немного.

Второй вид отличия суда по совести от суда по закону зависит от самого существа права в применении его к отдельным случаям. Мы признаем или не признаем за лицом право на основании тех или других фактов; признаки нам необходимы для распознавания права в отдельном случае. Но что считать признаками права? будет ли признак в данном случае верен? — вот вопросы великого интереса и величайшей трудности. В особенности в неразвитой гражданской жизни признаками права считаются нередко очень неверные факты: синих пятен на теле, например, достаточно было нашим предкам, чтобы считать побои нанесенными именно тем лицом, на которое показывает обиженный, и признавать за ним право на вознаграждение. Со временем признаки все более и более совершенствуются, считаются признаками факты, которые действительно могут служить признаками с большим или меньшим вероятием. Но как бы ни было развито законодательство, оно никогда не может установить несомненных признаков, и всегда может случиться, что в отдельном случае они окажутся неверными, ибо воля человеческая сама в себе нераспознаваема: мы судим о ней только по ее проявлениям, по внешним действиям, а наружность часто обманчива. С другой стороны, в развитом законодательстве есть много необходимых формальностей, так что право только тогда и считается за лицом, когда воля, направленная на бытие права, выразилось именно в той, а не в другой форме.

Наконец (третий вид): человек не только юридическая личность; кроме сознания права, в нем живет нравственное чувство и влияет на его юридическую деятельность. Может быть поэтому, что лицо, побуждаемое нравственностью, нарушит даже право другого. Спешим привести пример. Отец — опекун богатого сына, другие его дети ничего не имеют; собственными средствами он не в состоянии дать им приличного образования и употребляет на это капитал опекаемого сына. По соображению права, отец виноват в незаконном употреблении вверенного его попечению имущества; но обвинение его было бы сурово.

Итак, в чем же будет состоять отличие суда по совести от cyдa по закону? Теперь это нетрудно определить. В первом случае судом по совести будет суд по юридическому воззрению народа (или только класса народа), в отличие от суда по определениям законодательства; во втором — суждение о принадлежности права не по тем признакам, которые выставлены законодательством как необходимые и сомненные; суд по совести будет стремиться к дознанию так называемой материальной правды; в третьем — суд при соображении нравственных побуждений лица к восприятию действия. Само законодательство сознает, что применение его правил в отдельном случае может быть даже несправедливо, и выражает такое сознание в учреждении Совестного Суда, который, по мысли и слову закона, «ничьей судьбы да не отяготит».

Но не умолчим и о темной стороне суда по совести: он дает широкий простор произволу судей. Это не противоречит высказанному прежде мнению, что решение суда по совести постановляется на основании тех или других данных: не будучи связаны определениями закона о силе доказательств, посредники и дадут перевес тем данным, которые соответствуют их побуждениям; словом, посредники могут своим приговором нарушить право лица, вполне сознавая это право. Может быть, посредники решатся на такое нарушение с чистой совестью, действуя по каким-нибудь в высшей степени похвальным побуждениям; но все-таки право будет нарушено. Могут, наконец, посредники нарушить право лица и по нечистым побуждениям. Таким образом, величайшая выгода третейского суда может оказаться в отдельном случае величайшей невыгодой. На деле нередко так и бывает, что посредники (с правом решения дела по совести) судят не по тонким соображениям права, которые, может быть, и недоступны им, а имеют в виду не обидеть ни ту, ни другую сторону (как говорится, ни истца, ни ответчика), в самом же деле кого-нибудь да обижают: либо истцу присуждают менее, чем следовало бы, либо ответчика обвиняют в большем.

Значительной выгодой третейского суда представляется также скорость производства дела. Не думаю этим сказать, что скорый суд идеал совершенства: понимаю, что одна скорость суда еще не говорит в его пользу, что предводителем суда должна быть божественная правда, и никогда не желаю судиться пред трибуналом паши. Но и запоздалая правда часто не лучше неправды. Положим, что опекун начал процесс о праве наследования своего бедного, неимущего опекаемого; проходит год, проходит другой, третий, проходят десятки лет, а процесс о праве наследования лежит да лежит в Суде, и только слой пыли на нем делается все толще и толще. Наследник между тем растет, не получая никакого образования, опека кончается, он делается самостоятельным членом общества и по терниям проходит свой жизненный путь в борьбе со страшной нищетой. Наконец Суд вспомнил о его деле и с полной справедливостью и в надлежащей форме признал его наследником огромного имения. Но изнуренный бременем нужд и лишений наследник мой, преждевременно может быть, достиг уже старости и бесстрастным, полупотухшим взором обводит окружающий его Божий мир: все здесь для него суета сует, и в полулетаргическом сне старик ожидает только смерти, чтобы навсегда и совершенно успокоиться ему от треволнений моря житейского. Спрашиваю, много ли пользы наследнику принесло правое решение Суда? А еще менее, конечно, толку, когда в день решения Суда наследник уже за пределами мира сего.

От третейского суда можно ожидать безволокитного решения спора: даже при производстве дела по закону он свободен от соблюдения судебных формальностей, более или менее замедляющих движение процесса29; он не обременен, как другие Суды, множеством разнородных дел, разбирая лишь одно дело, для которого учрежден; посредникам назначен срок, за пределами которого их деятельность ничтожна. Но принятый способ назначения срока не совсем удобен: нельзя заранее определить, к какому времени может состояться решение. Срок рассчитывается обыкновенно на личные объяснения тяжущихся, но может представиться надобность в сведении из какого-либо отдаленного места. Тяжущиеся могут, конечно, назначить срок по соображение своих обстоятельств, но нельзя всегда предвидеть их. Иногда и можно бы надеяться вовремя получить сведение, но оно опоздает почему-либо: например, замедлит доставлением сведения присутственное место. Вот почему даже желательно, чтобы срок был назначаем не слишком короткий. Тяжущимся остается еще, правда, дополнительный срок, но определение его требует согласия как их самих, так и посредников, и может быть, что кто-либо своего согласия на то не изъявит.

Выгодой третейского суда представляется, далее, дешевизна суда: все производство совершается здесь на простой бумаге, и никогда нет надобности употреблять гербовую. Если и встречаются кое-какие расходы на писчий материал, иногда на наем письмоводителя, то все эти расходы незначительны.

Приводят, наконец, как преимущество третейского суда большее доверие к нему тяжущихся, нежели к официальным судам: говорят, что тяжущиеся с меньшим ропотом переносят невыгодное для себя решение третейского суда, нежели судов официальных. Но отчего же после всего этого так редко прибегают к третейскому суду? Обращаюсь к этому вопросу.

Пyxma (Wolfgang Heinrich Puchta), рассматривая причины такого явления в Германии в своем сочинении «Das Institut der Schiedsrichters nach seinem heutigen Gebrauche und seiner Brauchibarkeit fьr Abkьrzung und Verminderung der Prozesse betrachtet» (Erlangen, 1823), придает особенно большое значение развитости общественного быта и считает ее главнейшей причиной обветшалости института. Слишком подробно для небольшой статьи, какова статья Пухты, он говорит сначала о первобытной жизни гражданских обществ: говорит, что общество в то время находится под влиянием обычаев, переходящих по наследству от отца к детям, что всякий знает право своей страны, и нет затруднения в выборе арбитра, но что с развитием гражданской жизни положение дел изменяется, и заключает, что в настоящее время потому не судятся пред третьими, что wir sind nicht die Alten30. При развитой гражданской жизни действительно одной принадлежности к народу, одной жизни в среде его недостаточно для знакомства с правом: оно узнается тогда лишь путем долгого, внимательного изучения, требует особенной способности к тому. Хотя и в простом быту знание права не всякому дается: и здесь оно требует здравого смысла для его понимания, большей или меньшей опытности, приобретаемой жизнью. Недаром же старики считаются умнее молодых: старики более жили, более видели, поэтому и знают более молодых, приобретающих знание тем же путем, как и они; но здравого смысла и опытности и достаточно: не нужно книжного учения, да и нет его. Однако же и в обществе развитом обыкновенно целый класс людей занимается тем или другим родом гражданских оборотов: некоторые, по крайней мере, из этого класса в состоянии обсуживать спорные дела и могли бы принимать на себя посредничество. Но с развитием гражданской жизни обороты бывают сложные, споры запутанные, разбор их поэтому затруднителен и требует много времени. Кто же пожертвует продолжительным временем для разрешения чужих споров? Всякий занят своим делом, преследует свои интересы, а между тем для состава третейского суда нужны, по крайней мере три человека (два частных посредника и один общий). Класс людей юридически образованных, к которым можно обращаться для разрешения споров, даже с большей надеждой на основательность суждения, у нас слишком малочислен и занят государственной службой. Если бы класс этот был многолюднее, некоторые из среды его могли бы посвятить себя исключительно разбирательству спорных дел, и тяжущиеся могли бы из них выбирать cебе посредников. Но тогда потребовались бы значительные издержки на плату посредникам: разбирательство споров сделалось бы для них промыслом. Развитие гражданских оборотов ослабляет практичность нашего института и тем еще, что юридические отношения возникают нередко между жителями отдаленных местностей: понятно, что в случае спора разбирательство третейским судом здесь почти невозможно.

Но как я имел уже случай сказать, с развитием гражданской жизни общество распадается на два класса, из которых один, многолюднейший, остается далеко позади и условиями свей жизни близко подходит к первобытному состоянию общества, и у нас в быту крестьян третейский суд нередко имеет применение в форме разбирательства через посредников. В существе своем эта форма разбирательства — третейский суд, только не называется этим именем в законодательстве по некоторым особым о ней определениям, неважным, впрочем, своей особенностью. Затруднения в выборе посредников нет в быту крестьян: простые, несложные дела их может обсудить каждый здравомыслящий человек из их среды. И желательно, чтобы такой способ разбирательства споров между крестьянами почаще прилагался к делу, ибо общие определения законодательства не всегда удобоприменимы к крестьянскому быту (например определения о раздельном имуществе супругов). Точно так же затруднительно для крестьян свои маловажные по ценности сделки заключать в определенные законами формы: без этих форм трудно отыскивать право пред Судом, но иногда легко отстоять его пред судом посредников. Все это, однако же, относится лишь к кругу ежедневных крестьянских оборотов, но не имеет приложения к делам, выходящим из этого круга. В этих делах обыкновенно соблюдаются установленные законами формы и таким образом значительно устраняется нужда в третейском разбирательстве, хотя и здесь нередко оно приносило бы свою пользу. Впрочем, и формы сделок не лишняя же и произвольная выдумка: в них выливается воля лица, определяющая юридические отношения. Конечно, воля может выразить себя и иначе, но тогда легче может возникнуть сомнение в бытии воли, в значении формы ее выражения; а если известная форма обязательна для изъявления воли относительно того или другого предмета, то можно, пожалуй, усомниться в серьезном характере воли, выраженной вне определенной формы. Все это должны будут исследовать, разузнать посредники, а кто поручится, что они сделают это основательно, безошибочно — словом, дойдут до истины? Третейский суд с правом решения дела по совести может только притязать на открытие истины, но и он судит по фактам, по наружным действиям, и никогда добросовестный посредник не может сказать, что разузнал всю правду. К тому же, если от несоблюдения определенной законом формы одна сторона проигрывает, то другая настолько же выигрывает и, конечно, не согласится ведаться третейским судом, который даже при разбирательстве дела по закону не слишком взыскателен к формам. Далее, производство в третейском суде по преимуществу словесное: в лице противника говорит тяжущийся, и, следовательно, не так легко ему делать приказные извороты, не так ловко отрицать правду, как в письменном производстве официальных судов. Вообще, надежда выиграть неправое дело какими-нибудь путями имеет немалое влияние на редкость обращения к третейскому суду. Или неправая сторона надеется по крайней мере проволочить дело, отдалить решение: третейский суд и здесь нежелателен для нее.

С другой стороны, обращение к третейскому суду (я говорю о добровольном) возможно только при согласии на то обеих тяжущихся сторон, но они, обыкновенно, находятся во враждебном отношении друг к другу, и уже этого достаточно, чтоб предложение одной стороны разобраться третейским судом не было принято противником. Иногда именно вследствие вражды и возникает тяжба: лицо желает чем-нибудь отомстить своему врагу и заводит тяжбу, чтобы наделать ему хлопот, убытков, неприятностей и т.д.; а не поссорились бы, не было бы и тяжбы.

Как на причину редкого обращения к третейскому суду укажем, наконец, на отношение тяжущихся к посредникам. Предоставляя им решить свой спор, тяжущиеся становятся в зависимость от них, и для успеха третейского суда нужно даже, чтобы эта зависимость была совершенная, т.е. чтобы посредникам было предоставлено окончательное pешение спора. Да и посредники, быть может, не всегда согласятся на посредничество, если тяжущиеся удержат за собой право апелляции: что им заниматься разбирательством дела, прилагать труд и тратить время, когда все это может оказаться напрасным по одному упорству тяжущегося? Но стать в зависимость от частного лица редко кто желает, разве только лицо имеет слишком большой вес в обществе, пользуется общим доверием. Для состава третейского суда нужно несколько таких лиц; обыкновенно нужно также, чтобы эти лица были из круга знакомых тяжущихся, если не приятелей: посредничество в добровольном третейском суде — дружеская услуга. В особенности трудно поставить себя в окончательную зависимость. А если посредники решат дело неправильно? Тогда к безвозвратной потере процесса присоединится еще бесполезное раскаяние в излишнем доверии к посредникам. Не уйдет от негодования обиженного (или, по крайней мере, считающего себя обиженным) и сам институт: и другу, и недругу накажет лицо никогда не ведаться третейским судом. У немцев даже сложилась пословица:

Lass dich in kein Compromiss
Du verlierst die Sache gewiss31.

ПРИМЕЧАНИЯ

ПОЛОЖЕНИЯ

I. Третейский суд — первобытная форма суда, общая многим народам.

II. Ст. 5 гл. XV Уложения у нас первый, по времени, общий закон о третейском суде.

III. Определения действующего законодательства о третейском суд имеют большое сходство с положениями Code de Procedure civile об этом институте.

IV. По Уложению, письменная форма необходима для компромисса.

V. Компромисс нельзя считать условной мировой ссылкой.

VI. Число посредников одной тяжущемся стороны должно быть равно числу посредников другой тяжущейся стороны независимо от числа лиц, ту и другую составляющих.

VII. Лица, связанные общим интересом в решении спорного дела, назначают посредников сообща.

VIII. По составлении формальной записи посредники могут быть отведены от суда лишь по причинам, наступившим после ее составления.

IX. По действующему законодательству, личное убеждение судьи в доказанности или недоказанности заявления не имеет никакого значения при решении дела.

X. До Уложения приговор посредников не был обязателен для тяжущихся и охранялся лишь неустойкой.

XI. Апелляция на суд по совести посредников неудобомыслима.

XII. Определение об апелляции на решение Третейского Суда Суду Коммерческому несогласно с общим правилом законодательства об апелляции на решение Третейского Суда.

XIII. Третейскому Суду, подведомственному Суду Коммерческому, практика предоставляет в pешении дела права Городовых Магистратов и равных с ними Сыудов—и основательно.

XIV. В древней Руси поводом к установлению узаконенного Tpeтейского суда было отсутствие или, по кpaйней мере, слабость центральной власти. Таможенный Устав Императора Петра II и последующее законодательство, определяя в известных случаях третейский суд обязательным, с одной стороны, имели в виду облегчение присутственных судебных мест, с другой, пользу самих тяжущихся, cкорейшее pешение дела.

XV. Дела казны не подлежат ведомству узаконенного Третейского суда.

XVI. Действующее законодательство не считает формальную запись безусловно необходимой для составления Tpeтейского Суда. Практика держится противного мнения.

XVII. Когда спорное дело подлежит по закону разбирательству третейского суда, то при несогласии тяжущихся в числе частных посредников определение его принадлежит Суду, которому должна быть явлена формальная запись.

XVIII. Суд не может назначать посредниками иностранцев, даже состоящих в звании временных русских купцов и цеховых.

XIX. При несогласии тяжущихся в выборе общего посредника в узаконенный Третейский Суд право избрания его принадлежит частным посредникам независимо от воли тяжущихся, и только уже когда частные посредники не изберут суперарбитра, он должен быть назначен Судом, ведающим узаконенный Tpетейский Суд.

XX. При суде третейском узаконенном суперарбитр лишь тогда обязан принять одно из мнений частных посредников, когда никто из них не примет его собственного мнения, и

XXI. в таком случае суперарбитр должен принять одно из мнений частных посредников вполне.

XXII. Относительно прав по решению дела, предоставленных узаконенному третейскому суду волей тяжущихся, он должен быть обсуживаем как суд третейский добровольный — следовательно, во всех тех случаях, когда добровольный третейский суд объявляется несостоявшимся или прекращается, узаконенный третейский суд с правом pешения дела без апелляции должен лишаться этого права, суд же третейский узаконенный с правом решения дела по совести посредников должен обращаться в суде по закону и подлежать апелляции.

XXIII. В современной действительности обращение к добровольному третейскому суду чрезвычайно редко, и нельзя надеяться, что со временем этот способ разбирательства сделается более употребительным.

©АНО "Редакция журнала "Третейский суд"
Россия, 194356, Санкт-Петербург, а/я 98
тел./факс: (812) 597-62-81; тел. +7 (901) 311-42-99
E-mail: svgleb@mail.ru, arbitrage@nm.ru